Неточные совпадения
С невысокого, изрытого корнями обрыва Ассоль увидела, что у ручья,
на плоском большом
камне, спиной к ней,
сидит человек, держа в руках сбежавшую яхту, и всесторонне рассматривает ее с любопытством слона, поймавшего бабочку.
Я занимался,
сидя на этом
камне, сравнительным изучением финских и японских сюжетов… как вдруг ручей выплеснул эту яхту, а затем появилась ты…
Должно быть, потому, что в тюрьме были три заболевания тифом, уголовных с утра выпускали
на двор, и, серые, точно
камни тюремной стены, они,
сидя или лежа, грелись
на весеннем солнце, играли в «чет-нечет», покрякивали, пели песни.
За другим столом лениво кушала женщина с раскаленным лицом и зелеными
камнями в ушах, против нее
сидел человек, похожий
на министра Витте, и старательно расковыривал ножом череп поросенка.
Вера была бледна, лицо у ней как
камень; ничего не прочтешь
на нем. Жизнь точно замерзла, хотя она и говорит с Марьей Егоровной обо всем, и с Марфенькой и с Викентьевым. Она заботливо спросила у сестры, запаслась ли она теплой обувью, советовала надеть плотное шерстяное платье, предложила свой плед и просила, при переправе чрез Волгу,
сидеть в карете, чтоб не продуло.
— Да, я знаю
камень, — ответил я поскорее, опускаясь
на стул рядом с ними. Они
сидели у стола. Вся комната была ровно в две сажени в квадрате. Я тяжело перевел дыхание.
В зале,
на полу, перед низенькими, длинными, деревянными скамьями,
сидело рядами до шести — или семисот женщин, тагалок, от пятнадцатилетнего возраста до зрелых лет: у каждой было по круглому, гладкому
камню в руках, а рядом,
на полу, лежало по куче листового табаку.
Мы ходили до пристани и долго
сидели там
на больших
камнях, глядя
на воду.
Целыми часами она
сидит неподвижно
на дереве или
на камне кабарожьей тропы, выжидая добычу.
Действительно, шагах в 50 от речки мы увидели китайца. Он
сидел на земле, прислонившись к дереву, локоть правой руки его покоился
на камне, а голова склонилась
на левую сторону.
На правом плече
сидела ворона. При нашем появлении она испуганно снялась с покойника.
Утром мне доложили, что Дерсу куда-то исчез. Вещи его и ружье остались
на месте. Это означало, что он вернется. В ожидании его я пошел побродить по поляне и незаметно подошел к реке.
На берегу ее около большого
камня я застал гольда. Он неподвижно
сидел на земле и смотрел в воду. Я окликнул его. Он повернул ко мне свое лицо. Видно было, что он провел бессонную ночь.
И вот мы опять едем тем же проселком; открывается знакомый бор и гора, покрытая орешником, а тут и брод через реку, этот брод, приводивший меня двадцать лет тому назад в восторг, — вода брызжет, мелкие
камни хрустят, кучера кричат, лошади упираются… ну вот и село, и дом священника, где он
сиживал на лавочке в буром подряснике, простодушный, добрый, рыжеватый, вечно в поту, всегда что-нибудь прикусывавший и постоянно одержимый икотой; вот и канцелярия, где земский Василий Епифанов, никогда не бывавший трезвым, писал свои отчеты, скорчившись над бумагой и держа перо у самого конца, круто подогнувши третий палец под него.
—
Сидит господь
на холме, среди луга райского,
на престоле синя
камня яхонта, под серебряными липами, а те липы цветут весь год кругом; нет в раю ни зимы, ни осени, и цветы николи не вянут, так и цветут неустанно, в радость угодникам божьим.
Только истинные охотники могут оценить всю прелесть этой картины, когда собака, беспрестанно останавливаясь, подойдет, наконец, вплоть к самому вальдшнепу, поднимет ногу и, дрожа, как в лихорадке, устремив страстные, очарованные, как будто позеленевшие глаза
на то место, где
сидит птица, станет иссеченным из
камня истуканом, умрет
на месте, как выражаются охотники.
Она садилась в стороне; там у одной, почти прямой, отвесной скалы был выступ; она садилась в самый угол, от всех закрытый,
на камень и
сидела почти без движения весь день, с самого утра до того часа, когда стадо уходило.
Он едва держался
на ногах, тело его изнемогало, а он и не чувствовал усталости, — зато усталость брала свое: он
сидел, глядел и ничего не понимал; не понимал, что с ним такое случилось, отчего он очутился один, с одеревенелыми членами, с горечью во рту, с
камнем на груди, в пустой незнакомой комнате; он не понимал, что заставило ее, Варю, отдаться этому французу и как могла она, зная себя неверной, быть по-прежнему спокойной, по-прежнему ласковой и доверчивой с ним! «Ничего не понимаю! — шептали его засохшие губы.
Все это слабо освещалось одною стеариновою свечкою, стоявшею перед литографическим
камнем, за которым
на корточках
сидел Персиянцев. При этом слабом освещении, совершенно исчезавшем
на темных стенах погреба и только с грехом пополам озарявшем
камень и работника, молодой энтузиаст как нельзя более напоминал собою швабского поэта, обращенного хитростью Ураки в мопса и обязанного кипятить горшок у ведьмы до тех пор, пока его не размопсит совершенно непорочная девица.
Сидит сам сатана, исконный враг человеческий,
сидит он
на змее трехглавныем огненныем; проворные бесы кругом его грешников мучают, над телесами их беззаконными тешатся, пилят у них руки-ноги пилами острыими, бьют их в уста
камнями горячими, тянут из них жилы щипцами раскаленными, велят лизать языком сковороды огненные, дерут им спины гребенками железными…
Два пехотных солдата
сидели в самой пыли
на камнях разваленного забора, около дороги, и ели арбуз с хлебом.
Около порога
сидели два старых и один молодой курчавый солдат из жидов [См. ниже в Словаре трудных для понимания слов.] по наружности. Солдат этот, подняв одну из валявшихся пуль и черепком расплюснув ее о
камень, ножом вырезал из нее крест
на манер георгиевского; другие, разговаривая, смотрели
на его работу. Крест, действительно, выходил очень красив.
Фелисата, бывшая крепостная девушка Порохонцева, давно привыкла быть нянькой своего больного помещика и в ухаживаниях за ним различие пола для нее не существовало. Меж тем Комарь оплыл
камень,
на котором
сидели купальщики, и, выскочив снова
на берег, стал спиной к скамье,
на которой
сидел градоначальник, и изогнулся глаголем.
Если бы поменьше
камни, да если бы кое-где из-под
камня пробилась мурава, да если бы
на середине улицы
сидели ребята с задранными рубашонками, да если бы кое-где корова, да хоть один домишко, вросший окнами в землю и с провалившейся крышей, — то, думалось Матвею, улица походила бы, пожалуй,
на нашу.
Вдруг послышался грохот, — разбилось оконное стекло,
камень упал
на пол, близ стола, где
сидел Передонов. Под окном слышен был тихий говор, смех, потом быстрый, удаляющийся топот. Все в переполохе вскочили с мест; женщины, как водится, завизжали. Подняли
камень, рассматривали его испуганно, к окну никто не решался подойти, — сперва выслали
на улицу Клавдию, и только тогда, когда она донесла, что
на улице пусто, стали рассматривать разбитое стекло.
В лицевых же
на улицу покоях верхнего жилья, там, где принимались гости, все было зытянуто и жестко. Мебель красного дерева словно была увеличена во много раз по образцу игрушечной. Обыкновенным людям
на ней
сидеть было неудобно, — сядешь, словно
на камень повалишься. А грузный хозяин — ничего, сядет, примнет себе место и
сидит с удобством. Навещавший голову почасту архимандрит подгородного монастыря называл эти кресла и диваны душеспасительными,
на что голова отвечал...
Положив красивые руки
на колени, старец
сидел прямо и неподвижно, а сзади него и по бокам стояли цветы в горшках: пёстрая герань, пышные шары гортензии, розы и ещё много ярких цветов и сочной зелени; тёмный, он казался иконой в богатом киоте, цветы горели вокруг него, как самоцветные
камни, а русокудрый и румяный келейник, напоминая ангела, усиливал впечатление святости.
У лавок с красным товаром
на земле
сидят слепцы — три пыльные фигуры; их мёртвые лица словно вырублены из пористого
камня, беззубые рты, шамкая, выговаривают унылые слова...
Он цепляется, падает грудью
на острый
камень, а Каролина Фогельмейер
сидит на корточках, в виде торговки, и лепечет: «Пирожки, пирожки, пирожки», — а там течет кровь, и сабли блестят нестерпимо…
В ожидании обеда, который приносили пастуху из Сосновки, дедушка Кондратий расположился
на камнях подле ручья. Но дельный старик никогда не
сидел без дела. Отцепив от кушака связку лык, положив
на колени колодку и взяв в руки кочедык, он принялся оканчивать начатый лапоть.
Он шел учащенными шагами, с нахлобученною
на глаза шляпой, с напряженною улыбкой
на губах, а Бамбаев,
сидя перед кофейной Вебера и издали указывая
на него Ворошилову и Пищалкину, восторженно воскликнул:"Видите вы этого человека? Это
камень! Это скала!! это гранит!!!"
— К ночи разыграется крепкий ветер! — говорит старый рыбак,
сидя в тени
камней,
на маленьком пляже, усеянном звонкой галькой.
Рядом с ним
на теплых
камнях лежит, вверх грудью, бронзовый и черный, точно жук, молодец;
на лицо ему прыгают крошки хлеба, он лениво щурит глаза и поет что-то вполголоса, — точно сквозь сон. А еще двое
сидят, прислонясь спинами к белым стенам дома, и дремлют.
Так и говорят — вполголоса — двое людей,
сидя в хаосе
камня на берегу острова; один — таможенный солдат в черной куртке с желтыми кантами и коротким ружьем за спиною, — он следит, чтоб крестьяне и рыбаки не собирали соль, отложившуюся в щелях
камней; другой — старый рыбак, обритый, точно испанец, темнолицый, в серебряных баках от ушей к носу, — нос у него большой и загнут, точно у попугая.
На тротуаре в тени большого дома
сидят, готовясь обедать, четверо мостовщиков — серые, сухие и крепкие
камни. Седой старик, покрытый пылью, точно пеплом осыпан, прищурив хищный, зоркий глаз, режет ножом длинный хлеб, следя, чтобы каждый кусок был не меньше другого.
На голове у него красный вязаный колпак с кистью, она падает ему
на лицо, старик встряхивает большой, апостольской головою, и его длинный нос попугая сопит, раздуваются ноздри.
А когда море спокойно, как зеркало, и в
камнях нет белого кружева прибоя, Пепе,
сидя где-нибудь
на камне, смотрит острыми глазами в прозрачную воду: там, среди рыжеватых водорослей, плавно ходят рыбы, быстро мелькают креветки, боком ползет краб. И в тишине, над голубою водой, тихонько течет звонкий задумчивый голос мальчика...
И все заставлял пить парное молоко. Я уже начал понемногу сперва
сидеть, потом с его помощью вставать и выходить раза два в день из сакли, посидеть
на камне, подышать великолепным воздухом, полюбоваться
на снега Эльбруса вверху и
на зеленую полянку внизу, где бродило стадо чуть различимых коз.
Обыкновенно он
сидел среди комнаты за столом, положив
на него руки, разбрасывал по столу свои длинные пальцы и всё время тихонько двигал ими, щупая карандаши, перья, бумагу;
на пальцах у него разноцветно сверкали какие-то
камни, из-под чёрной бороды выглядывала жёлтая большая медаль; он медленно ворочал короткой шеей, и бездонные, синие стёкла очков поочерёдно присасывались к лицам людей, смирно и молча сидевших у стен.
С последним Канарейка никак не могла согласиться, потому что ее люди кормили. Может быть, это Вороне так кажется… Впрочем, Канарейке скоро пришлось самой убедиться в людской злости. Раз она
сидела на заборе, как вдруг над самой головой просвистел тяжелый
камень. Шли по улице школьники, увидели
на заборе Ворону — как же не запустить в нее
камнем?
Сидит Канарейка и горюет. А тут видит — прибежали в сад те самые школьники, которые бросали в Ворону
камнем, разостлали
на земле сетку, посыпали вкусного льняного семени и убежали.
— Чем могу служить? — спросил Персиков таким тоном, что шефа несколько передернуло. Персиков пересадил очки с переносицы
на лоб, затем обратно и разглядел визитера. Тот весь светился лаком и драгоценными
камнями, и в правом глазу у него
сидел монокль. «Какая гнусная рожа», — почему-то подумал Персиков.
В качестве войска я держался
на некотором расстоянии от Дюрока, а он прошел к середине двора и остановился, оглядываясь.
На камне у одного порога
сидел человек, чиня бочонок; женщина развешивала белье. У помойной ямы тужился, кряхтя, мальчик лет шести, — увидев нас, он встал и мрачно натянул штаны.
Однажды, Ольга, я заметил безногого нищего, который, не вмешиваясь в споры товарищей,
сидел на земле у святых ворот и только постукивал
камнем о
камень, и когда вылетала искра, то чудная радость покрывала незначущее его лицо. — Я подошел к нему и сказал: «ты очень благоразумен, любезный, тем, что не мешаешься в их ссору.»
Поднимается занавес; открывается вид
на озеро; луна над горизонтом, отражение ее в воде;
на большом
камне сидит Нина Заречная, вся в белом.
И когда все было готово, то пригласил Соломон свою царственную гостью
на свидание. Окруженная пышной свитой, она идет по комнатам Ливанского дома и доходит до коварного бассейна.
На другом конце его
сидит царь, сияющий золотом и драгоценными
камнями и приветливым взглядом черных глаз. Дверь отворяется перед царицей, и она делает шаг вперед, но вскрикивает и…
Бывало,
сидит он без шапки, с густыми, зелеными, как свежая пенька, волосами,
на солнышке,
на углу
на камне, и плетет лапоть.
Иван Матвеич
сидел обыкновенно в просторных вольтеровских креслах;
на стене, над его головой, висела картина, изображавшая молодую женщину с ясным и смелым выражением лица, одетую в богатый еврейский костюм и всю покрытую драгоценными
камнями, жемчугом…
Ночью
сидел на берегу Кабана, швыряя
камни в черную воду, и думал тремя словами, бесконечно повторяя их...
Он бросил этот вопрос, точно
камень, в угол, где тесно
сидела молодежь и откуда
на него со страхом и восторгом смотрели глаза юношей и девушек. Речь его, видимо, очень поразила всех, люди молчали, задумчиво опустив головы. Он обвел всех горящим взглядом и строго добавил...
Уж скачка кончена давно;
Стрельба затихнула: — темно.
Вокруг огня, певцу внимая,
Столпилась юность удалая,
И старики седые в ряд
С немым вниманием стоят.
На сером
камне, безоружен,
Сидит неведомый пришлец.
Наряд войны ему не нужен;
Он горд и беден: — он певец!
Дитя степей, любимец неба,
Без злата он, но не без хлеба.
Вот начинает: три струны
Уж забренчали под рукою,
И, живо, с дикой простотою
Запел он песню старины.
От порчи и «призора» можно отговориться: «Есть славное синее море, есть
на славном синем море синей остров, есть
на синем острове синей
камень,
на том синем камени
сидит синен человек, у синего человека синей лук бестетивной, синяя стрела без перья, и отстреливает синей человек синим луком бестетивным, синей стрелой без перья, притчи и призеры, и уроки, переломы и грыжища всякие, падежи и удары, и пострелы, всякую нечисть».
«Стану я, раб божий (имя рек), благословясь и пойду перекрестясь во сине море;
на синем море лежит бел горюч
камень,
на этом
камне стоит божий престол,
на этом престоле
сидит пресвятая матерь, в белых рученьках держит белого лебедя, обрывает, общипывает у лебедя белое перо; как отскакнуло, отпрыгнуло белое перо, так отскокните, отпрыгните, отпряните от раба божия (имя рек), родимые огневицы и родимые горячки, с буйной головушки, с ясных очей, с черных бровей, с белого тельца, с ретивого сердца, с черной с печени, с белого легкого, с рученек, с ноженек.